— Хотел сказать — привет, Марина!
После получения титула «деревенщина», с Фараха спало оцепенение — мой товарищ снова стал весел и подарил девушке дерзкую улыбку на все тридцать два. Марина же как-то странно охнула, ее рот и глаза округлились, а брови исчезли под челкой. Не надо быть провидцем, чтоб понять — стервочку кто-то ущипнул за задницу. Ответка последовала моментально, но хлесткой пощечины не получилось — андоррец перехватил ручку на полпути и поднес к губам. Выдернув свою ручку из лапы Фараха, уже почти спокойная Марина, задрав носик, фыркнула и удалилась в подсобку. Ее отец, наблюдавший эту сцену, тут же подскочил к нашему столику, и демонстрируя дубинку, потребовал немедленно освободить его таверну от нашего присутствия. Похоже, дубинку он не собирался применить — видимо, «стеснялся». Пока я рассматривал с улицы строение таверны, прикидывая, как туда пробраться ночью, дверь заведения открылась — на пороге стояла Марина. Зыркнув на нас притворно злым взглядом, через губу выдала.
— Дрова наколете, сложите в сарае, с утра таскаете воду и помогаете по кухне. Спите в сарае, сено сами себе натаскаете, будете плохо работать — будете мало есть.
— Эй, стой, красавица! Не так быстро. Может, покажешь где что, и что к чему? — Фарах быстро приблизился к Марине и взял ее за руку. Та, якобы с негодованием, выдернула ее. — А вдруг я по незнанию перепутаю сарай с твоей спальней, и получу по роже ни за что. А если сарай перепутаю со спальней твоего отца…. Тут Марина не выдержала и прыснула в кулачек. Следующий захват ее руки она «не заметила». До ужина времени — море. Мы устроились, разобрались, где брать инструмент, где ведра, где вода…. Первое задание — рубка дров — оказалась неожиданно трудным делом. Мы с Фарахом уже прилично взмокли, а кучка колотых дров была просто курам на смех. Когда полено, которое я пытался располовинить, упало во время размаха в третий раз, Марина, наблюдающая за нашей работой, заржала в голос.
— Правду сказал отец — что вы такие же крестьяне, как он певчий церковного хора. — Молвила она, отсмеявшись. — Он сам бывший десятник, пехотинец, и вас определил как воинов. Филарета (андоррец выбрал себе такое имечко) как декарха (десятника), а тебя вообще как кентарха (сотника), если не выше, несмотря на твой возраст.
— Что это вдруг старого солдата, — я усмехнулся. — потянуло пооткровенничать с дочерью?
— Я спросила, почему он не поколотил вас палкой, как обычно бывает, если, ну… На что он ответил, что на тот свет не торопится, и пояснил почему.
Упс! Косяк! Хотя — как посмотреть, в данном случае еще непонятно. Раз нас пустили во двор и поделились своими наблюдениями, то может быть, не все так плохо. На всякий случай перевел тему.
— А что у тебя с рукой? То есть, как ты ее потеряла?
— Я маленькая была. Отец рассказывал, что служил тогда в гарнизоне под Себастией. Во время внезапного нападения арабов, мать взяла меня на руки и побежала в укрытие, но не успела — стрела попала мне в руку, пробила ее насквозь и вошла матери в шею. Так и лежали мы, пришпиленные друг к другу стрелой. Нас подобрали только на третьи сутки, когда нападение было отбито, а меня чуть не похоронили вместе с матерью. Я была вся залита ее кровью — хорошо еще, кто-то заметил на лице ребенка чистые дорожки от слез.
Еще немного поговорили ни о чем, и Марина ушла готовиться к ужину. Когда с кухни потянуло ароматами еды, быстро сполоснувшись направились к источнику вожделенных запахов. Из кухни мы вылетели как пробки, едва не отведав половника от шеф-повара, но наша инициатива как добровольных помощников не осталась незамеченной. Марина нас быстро взяла в оборот. Под ее руководством мы приводили обеденный зал в порядок. Смахнули со столов крошки и мелкие объедки, оставшиеся с обеда, выровняли скамьи, расставили на столы миски, кубки и другую столовую утварь. Для моих замыслов это было очень кстати. Я решил травануть часть экипажа «Магдалины», и воспользовавшись горячими вакансиями, занять их места на судне. Оказавшись вне зоны видимости напропалую флиртующих между собой голубков, открыл флакончик с ядом и нанес его на подушечки четырех пальцев. Проходя мимо стола святош, поправил не вряд стоящую посуду, после чего вышел во двор — дело сделано. Яд был смертельным, но в той дозе, что предстояло принять неудачникам, летальной опасности не было. Сильная водянистая диарея, рвота, общее обезвоживание организма — короче, клиника один в один, как холера. Конечно, его действия хватало только на сутки, но дикая жажда пациентов давала возможность продолжить курс «лечения» на любой срок. Поужинали мы с Фарахом знатно — я даже усомнился в пословице «кашу маслом не испортишь», в нашем случае — мясом. В сарай андоррец заявился прилично заполночь — я еще не спал, прокручивая в голове предстоящие варианты развития событий, а их были сотни. Чтоб отвлечься, спросил у друга, как прошел вечер, как впечатления. Фарах немного помолчал, видимо, собираясь с мыслями.
— Син, она как лань — вроде доверчива, но до ужаса пуглива, от каждого моего касания она вздрагивала, как от удара. А потом как-то сразу затихла. Она была девственницей. Я не знаю, может не надо было… Но она этого точно хотела.
Я сказал, что для девственниц это нормально, а сам вспомнил Марго — да, весьма похоже. Мои мысли были прерваны чьими-то торопливыми шагами. Хлопнула дверь нужника, а далее раздались характерные звуки. Ну все, плотину прорвало — понеслось. Чувство было двоякое — с одной стороны, мои старания увенчались успехом, с другой — звукоизоляция в сараюшке и в нужнике отсутствовала напрочь. Хорошо ещё, что запахи не доходят. Но и одних звуков хватит, чтоб проворочаться до утра. Я стал прикидывать, чем бы заткнуть уши, и не заметил, как заснул. Утром проснулся от громкого разговора между капитаном «Магдалины» и отцом Марины.