— Я забираю весь этот никчемный мусор, что у тебя остался, и заплачу за него два полновесных золотых солида.
— Вы наверное шутите, уважаемый. — С нервной смешинкой произнес продавец. — Одна только их одежда, проданная старьевщику, принесет мне половину от вашей цены.
— Я не шучу. Я возьму всех — и ты свободен. Или я ухожу — и ты сидишь на месте, тратишь деньги на их кормежку, платишь за место на рынке, и когда твоя убыль будет велика — просто распустишь всех, дав каждому пинка на прощание.
Работорговец дураком не был, и понимал, что при теперешнем ежедневном пополнением рынка свежим товаром, его коммерция, не согласись он на предложение жирдяя, явно обещала приличные убытки, и начал торговаться. Так Инга стала собственностью константинопольского купца Макария.
По прибытию в столицу Византии, рабами занялась его сестра Ипатия и две ее рабыни. Они отмывали, стригли, переодевали и причесывали «мусор», превращая его в весьма конкурентоспособный товар, который уходил поштучно даже дороже, чем Макарий их приобрел оптом. Когда обнаружился пол Инги, купец велел своему рабу дать ей плетей, но Ипатия пинками прогнала карателя, а когда узнала, что девочка умеет считать — и вовсе забрала ее себе. На центральном рынке у нее была своя лавка, что-то типа галантереи — бижутерия и парфюмерия со всего мира. Освоилась в лавке юная герцогиня на удивление быстро, и что самое главное — доходы от продаж стали заметно расти. Просто принцесса слегка «уговаривала» покупателей на покупки.
Рынок, как известно, не только место купли продажи, но и своеобразный форум — место для общения на любые темы без цензуры, в основном женский, пожалуй. Так уж повелось издревле, что пока основной добытчик, мужчина, шел на охоту, женщина занималась собирательством. Она шла в лес с целью найти там что-нибудь к столу, а также не пропускала что-нибудь интересненькое, и конечно, общалась с товарками, находя во всем этом определенное удовольствие. В средние века поведенческие рефлексы, тысячелетиями вбитые в подкорку, не изменились — разве что лесом стал служить рынок. Центральный рынок отсекал своей вымуштрованной стражей приставучих попрошаек и разного рода криминал, а своими ценами все классы ниже среднего. Поэтому основными его клиентками были матери, сестры, жены, наложницы высокопоставленных и влиятельных мужчин в светской, военной и религиозной сферах. Дамочки, общаясь, к своим сплетням зачастую приплетали профессиональные тайны своих мужчин, даже не придавая им особого значения. Такой источник информации Аль — Барид оставить без внимания никак не мог.
Сивилла — улыбчивая, добродушная женщина, разносила по лавкам подслащенную фруктовую воду, душистые свежие лепешки, и прочие сладости для легкого перекуса. Цены у нее всегда были умеренные, а качество товара отменное. А еще она собирала новости и сплетни, а если требовалось — то и сама их распространяла. На Аль-Барид, завербованная мужем, она работала уже пятнадцать лет, а после гибели мужа при нападении, можно сказать, своих же пиратов на Салоники в девятьсот четвертом году, перебралась в Константинополь и продолжила уже сольную карьеру шпионки. Очередной день, проведенный в бесконечных разговорах, подтвердил информацию, что боевой флот стягивает основные силы в метрополию для мелкого ремонта, пополнения экипажей и приема десанта. Окончательная цель рейда еще не была известна, но и без этого были понятны возможные цели нанесения удара — Крит или Сицилия. Готовясь для встречи со связником, она вдруг заметила дурацкий браслет из цветных камушков на своем запястье, и тут же вспомнила, что этот браслет и не менее дурацкую бронзовою монисту против воли ей впарила рыжая пигалица из лавки Ипатии. Имея инструкцию на обнаружение подобных уникумов, она все передала по службе, и получила за это немалую премию. Не прошло и недели, как Сивилла узнала о смерти Ипатии — съела чего-то не то, видимо после того, как отказалась продавать свое маленькое сокровище. Проданная вместе с персоналом лавка вскоре вновь открылась, но рыжего чуда там уже не было.
Иная — верховная настоятельница храма богини Иштар — аккуратно положила в шкатулку древнюю рукопись (действительно древнюю, а не тот новодел, что был написан жрицами по памяти шесть веков назад). Таких свитков после пожара и уничтожения «Белого Храма» Иштар в Уруке осталось всего семнадцать, из многих тысяч хранившихся в его библиотеке. Руины, трупы и пепел — это все, что после себя оставили Сасаниды (династия персидских шахиншахов) на месте прекрасного и процветающего города. В живых тогда осталось и удалось вырваться из города всего лишь двум десяткам жриц. Наверное, сама богиня отобрала для себя самых отважных и умелых, самых удачливых и верных слуг. Долгое блуждание по пустыне привело скиталиц к наполовину засыпанному зиккурату, храму древнего лунного божества Наннара. Храм когда-то окружал цветущий город Ур, но столетие назад вдруг пересохли один за другим все источники воды, и город поглотила пустыня. Несмотря на то, что вокруг возвышались барханы, небольшой пятачок двора храма ветер очистил до самой брусчатки, а центром этого пятачка оказался старинный колодец. Не веря своим глазам, жрицы подошли к нему, а через мгновение начали выгребать песок из открывшегося чуда. Еще не наступил вечер, а сухой песок сменился на влажный, а потом и вовсе на мокрый. Когда серп луны достиг своего пика, потрясенные девушки увидели на дне колодца его четкое отражение. Это определенно был знак, что Бог луны Наннар принимает и дает кров своей блудной дочери (согласно шумерской мифологии Наннар отец богини планеты Венеры — Инанны (Иштар у вавилонян)).