— Капитан сидеть трон, остольной зольдат стоять, ты сидеть трон нельзя, только койка. — Ее взгляд утратил агрессивность, и она грациозно переместилась на диван.
Ростом она примерно как Марго, фигура худощавая, нет, с такой грацией, скорее спортивная. Волосы цвета спелой пшеницы с заметной рыжинкой. Когда села на диван, удалось хорошо рассмотреть ее лицо. На вид лет восемнадцать-двадцать Высокий лоб, абсолютно пропорциональные черты лица, прямой нос, пухлые алые губы, чуть вздернутый подбородок, а глаза… нет, глазища невероятного цвета морской волны, обрамляли густые длинные ресницы. Передо мной сидела нордическая фройляйн необыкновенной красоты (недаром рыжая приревновала) — а греческое имя, скорее всего, липовое.
— Ты есть мой приз, я говорить — ты слушать, я сказать — ты делать. Ты послушный — тебе корошо, я давать еда, вкусно! Каждый год новый платье! Ты плохой — я бить палка, продавать тебя рабы. — Сказав это, я добавил пафоса в голос, которого и без того было через край. — Ты был наложница мелкий, мелкий царь. — я скривился в отвращении, и оставив зазор в миллиметр между большим и указательным пальцем, показал, насколько он мелкий. — Ты стал наложница ангел.
В этом духе я втирал ей с полчаса, к тому что я сказал ранее, не добавилось никакой информации — моя речь была пафосной и пустой. Кстати, ломал латынь я не специально. Те знания языка, что достались мне от Искандера, были получены им в раннем детском возрасте, притом упор делался на словарный запас — и с тех пор практически язык не применялся. Та же Марго откровенно ржала от моей латыни. На середине речи Лариса перестала изображать интерес, и ее подобострастие пропало, к концу речи она отбросила всякую маскировку, и вся ее мимика и взгляды вопили «— О боже! Какай же ты зануда и идиот». Я этого, понятно, не замечал. Закончил я свою речь так:
— Я трудно говарит латын. Я ангел, я сказат волшебный слово — ты понимайт арабский. Крибле крабле бумс, эйн цвецн дрейн! — Каждое слово я сопровождал щелчком пальцев и выразительным кивком головы.
То что Басим кроме арабского не понимает ни полслова на другом языке, я знал — а значит, Лора общалась с ними на арабском.
— Все, ты скоро знайт мой язык! А теперь говрить, кто ты есть.
Услышав мою последнюю фразу, фройляйн сразу подобралась, взгляд ее просветлел — наконец-то ей дали слово. Демонстрируя полную открытость, Лорик начала к декламировать свою легенду. Я даже особо не прислушивался к этому незамысловатому вранью, но как только мой слух уловил переход ее слога на речитатив, поднял левую руку вверх, останавливая ее речь, и смачно высморкался в правый кулак. Не торопясь, вытер руку об штаны, после чего дал ей знак продолжать. Приятно было наблюдать крайнее раздражение и досаду в ее глазах. Но ничего не поделаешь — быстро собралась, и начала по новой. Дойдя до речитатива, я снова поднял руку и сказал.
— Много-много говориль, не надо много, надо про себья. — И важно подал знак продолжать.
Если б она могла испепелять взглядом, то все что от меня осталось, уместилось бы в наперстке. Вот это экспрессия, вот это самообладание — мгновение назад я думал, что сейчас набросится и порвет — однако нет, мило улыбнулась и продолжила — совсем непростая дамочка. Третью попытку не стал ей портить, в нужное время просто расслабил мышцы лица и сделал остекленевший взгляд. Когда по ее мнению клиент был готов, встала с дивана и подошла ближе. Тут я схулиганил — резко выбросил руки вперед и гаркнул «- Бух!». Лора подскочила чуть не до потолка, но сразу взяла себя в руки и грациозно уселась на диван, испуга в глазах — ноль, скорее любопытство.
— Я же сказал, что я ангел — неужели ты думаешь что твои штучки могут на меня подействовать? — Ее ожидаемая ухмылка была очень кстати. — Вот видишь, ты стала понимать арабский — как я и наколдовал. — Ухмыльнулся я в ответ.
— Это не твоя заслуга, придурок.
— Обидные слова ты говоришь, но я не обидчивый. Наверное, тебе встречалось много придурков, способных противостоять твоим чарам и втрое меньшими силами атаковать и захватить корабль.
— Действия придурков непредсказуемы, в этом их сила.
— Я готов предсказать свои действия, чтобы сравнять наши силы. Ты, я почему-то так думаю, по своей воле правду мне не расскажешь, поэтому будешь закована в кандалы и в них доставлена в мои подвалы. Там тобой займутся ханьские палачи — мастера своего дела. И если ты очень упорная, то после того, когда расскажешь все, будешь молить меня о смерти. Потому что к тому времени у тебя не будет целых костей, не будет носа и глаз, и только дикая боль будет постоянно преследовать тебя. — Та же презрительная ухмылка была мне ответом. — И если ты думаешь воспользоваться для побега спец средствами, спрятанными в твоей одежде, то забудь — кандалы будут твоей единственной одеждой. — Тут я понял, что попал в десятку — презрительная ухмылка осталась на ее лице, но стала как неживая.
— Дед, что скажешь? — А в ответ — тишина. Я развернулся к Деду — как и следовало ожидать, причиной безмолвия был гипноз, Птиц сидел с открытым клювом и остекленевшим взглядом.
— Дед, подъём!
Дед моментально очнулся, и сразу проорал.
— Саня, сзади!
Повеяло такой опасностью, что я даже не стал оглядываться, скатился с кресла влево, уходя в перекат, на лету извлекая стилет из ножен. Очень вовремя — вставая, заметил в спинке кресла два метательных предмета, напоминающих вязальные спицы, только граненые и толще. Вот голову даю — наверняка смазаны ядом. Фройляйн уже поднялась с дивана, в руках следующая пара отравленных дротиков. Похоже, меня собрались убивать всерьез — почти размытые движения рук, и дротики в полете. Один я отбил стилетом, второй поймал за хвостовик, в сантиметре от глаза — повыпендриваться перед красавицей — это наше все. Поднес остриё к носу, понюхал, и с радостью что мое предположение оправдалось, произнес.