Фаворит богини - Страница 102

102

— А мне все расскажешь?! И когда?

— Только не сегодня, солнышко, давай завтра.

Как мало надо женщине, если знаешь, что ей нужно. Минуту назад убитая горем, Марго преобразилась до неузнаваемости. Меня чмокнули в макушку, поинтересовались по поводу моих предпочтений насчет ужина, и пританцовывающей походкой покинули корму. Только я откинул голову на бортик «ванны» и выдохнул, как услышал:

— И почему же ты мне все не рассказал?

Скосив взгляд в сторону, разглядел фройляйн. Та стояла руки в боки, брови нахмурены, прищур глаз недобрый.

— Дед говорит — это называется профессиональной деформацией. — договорив, приподнял голову, и еще сделал глоток.

— Ты о чем?! Не поняла. Саня, ты вообще слышал, что я спросила?

— О том, что тебя учили на шпионку, но видимо, перестарались. И ты шпионишь даже тогда, когда тебя об этом никто не просит, и даже в свободное время, и даже за своей подругой и за мной. — Инга, видимо, хотела что-то возразить, но я не дал. — Ты хочешь усугубить свой проступок враньем, сказав, что оказалась здесь и услышала все случайно?! И как самой после этого? Не мерзко?

Злой задор принцессы и желание устроить разборку как-то моментально улетучились. Передо мной стояла понурая и готовая расплакаться девочка.

— Марго я сказал правду о том, что тебе я рассказал не все. Но чтоб ты знала — тебе я рассказал только самое интересное — остальное так, неинтересная мелочь, и это тоже правда.

Девочка все же расплакалась, и я второй раз увидел, как плачут настоящие принцессы. Лицо спокойное, с легким оттенком печали, никаких всхлипов, подрагивания губ и подбородка. Чистый взгляд — и только слезы, оставляющие две блестящие дорожки на щеках. Точно так же плакала Марго когда-то.

— Саня, я не знаю, почему… Я знаю, что так делать нельзя — но почему-то делаю. Я, наверное, дура…

— Ладно, Инга, как говорит Дед — проехали и забыли. — далее я перешел на официальный тон. — В честь праздника седьмого ноября — днем уничтожения имперской флотилии, и в связи с тем, что ты проявила себя как настоящий специалист своего дела, тебе присваивается звание «карась». Приказ о присвоении звания будет зачитан завтра, при утреннем построении. Все! Долей мне глинтвейна в кубок, и свободна.

Мне наполнили кубок, чмокнули в макушку а затем в губы, и удалились.

Ужин прошел, как говорится, в теплой и дружественной атмосфере — Дед, вдохновленный успехом ЕГО операции, разогревшись вином, сыпал «правдивыми историями» в стиле Ходжи Насреддина — публика смеялась до слез. А под конец рассказал нечто стилизованное под Восток, сильно напоминавшее «Юнону и Авось». После каждой истории звучали тосты и призывы осушить свои кубки, для рыжих предлагалось это сделать чисто символически. От чисто «символических» пригублений принцессы к концу ужина — точнее, раннего завтрака — все-таки надрались, и мне, тоже не совсем трезвому, пришлось на себе тащить их в кровать. В постели девчонки начали было ко мне приставать, но уснули на полпути.

Утро, точнее полдень, мы проспали. Проснулся я первым во второй половине дня, возможно, спал бы дольше, но потребности организма не дали. Хотел было нырнуть за борт с целью хорошенько освежиться, но вспомнил вчерашние водные процедуры, бррр, и передумал. Просто облился холодной водой, хорошенько растер тело холстиной. Перекусил на скорую руку. Во время перекуса вспомнил о наших дрыхнущих наставниках. Блин, наверное уже сутки как дрыхнут, без еды и туалета, как бы не обделались во сне. Поднял пассажиров — в состоянии гипноза наставники посетили все нужные места и насытились, после чего вновь впали в полудрему. До Родоса — согласно ориентирам на побережье, которого мы держались, и поправленных карт — оставалось километров шестьдесят, когда вахтенный доложил о встречном судне. Купец под византийским флагом. Поднявшись в гнездо марсового на гроте, я разглядел неф размерами чуть меньше нашего «Толстяка», беспечно следующий встречным курсом.

— Вахтенный! Объявляй боевую тревогу! Готовность к абордажу триста ударов сердца.

Ну все, понеслось — крики вахтенного, крики десятников, бешенная возня на палубе. Братва одновременно пытается натянуть доспех, достать боезапас, расчехлить аркбалисты и занять свои места согласно расписания.

— Триста ударов закончилось, вы не готовы. Всем — отбой. Разоружится построение через триста ударов. Медленно расползающееся, явно недовольное воинство меня просто взбесило.

— Отставить! Стройся! Всем разоружится, построение через сто ударов! Разойдись! Когда все построились, включая принцесс, я уже был полностью спокоен.

— У меня к моей команде один единственный вопрос — что такое удача? — тишина, опущенные вниз взгляды, тяжелые вздохи. — Ну же, смелее! — тишина.

— Взводные и десятники, выйти из строя! Только что ваши люди, как испуганные курицы, бестолково кругами гоняли по палубе. Выходит, вы забросили с ними заниматься, забили на них, а они расслабились и забили на службу. То есть вы решили целиком надеяться на удачу, и значит хорошо знаете, что это такое. Чего молчим, повторить вопрос?

— Ты же знаешь, капитан, что нам об удаче говорить нельзя. — не поднимая взгляда, выдавил из себя андоррец.

— Это как это? Мне значит можно, а вам нельзя?

— Тебе можно, а нам нельзя. — как прописную истину, довел до меня Фарах.

Это да, народ сейчас суеверный, а в случае с везением и удачей — суеверный до фанатизма. У каждого моего воина есть тайный талисман, и не один, призванный приносить удачу, а уж примет, связанных с ней — и вовсе без счета. И самое главное, если тебе сопутствует удача — говорить об этом, значит отвернуть ее от себя.

102